(Воронов), «Зачем пишу?.. память сердца обязывает, ведь у нее нет срока давности» (В. А. Заворина)… А М. Т. Синигин как бы подводит итог этому спору: «Гуманный лозунг „Никто не забыт, ничто не забыто“ должен касаться и этой скорбной стороны нашей истории». Неоспорим его аргумент: никто не должен быть забыт из громадной армии борцов и строителей советского общества.
Невозможно, конечно, даже бегло остановиться на всех письмах читателей, подымающих вопросы нравственности, ждущих ответа на них. Расскажу о некоторых.
Вот выдержки из трех разных писем:
«Все, что связано с именами Егорова, Тухачевского, Уборевича, Гая, Азина, было уничтожено и каленым железом выжжено из памяти людской» (Г. М. Коржавина, г. Тында Амурской обл.).
«Тимошенко и Жуков непродолжительное время занимали руководящие посты в Наркомате обороны, однако им ставится в вину наша неподготовленность к войне. А вот Ворошилов, занимавший пост наркома обороны 15 лет, никакой ответственности и вины не понес» (В. Ф. Гончаров, г. Уральск).
«Кто у нас знает о многолетней подготовке освоения целинных земель в Казахстане? А знают так: сначала все делал якобы по волшебной палочке Хрущев, а затем все приписали Брежневу. Между тем газета „Известия“ за 19 октября 1941 года в числе других материалов сообщала: „В Москве введено осадное положение… Комиссия Академии наук СССР выехала в Казахстан для изучения вопросов по освоению целинных и залежных земель“» (П. А. Носырев).
Три автора затрагивают три разных периода нашей истории, говорят о разных людях, сыгравших определенную роль в жизни советского общества. Что же объединяет эти письма? Общая мысль, общая боль, единая нравственная линия. Да, наши ученые, историки часто бывали необъективны, тенденциозны, действовали в угоду сиюминутным интересам и целям. Часто не могли действовать иначе, не были к тому и готовы. Так было и во времена культа, так было и в годы застоя. В тени оставались десятки, сотни славных имен, неоправданно замалчивались заслуги одних героев, раздувались успехи других, по словам Лебедева, шло «забвение одних событий в угоду другим».
Процесс очищения коснулся, конечно, и этих сторон нашей действительности. С особой остротой встал вопрос об ответственности историков перед обществом. Надо полагать, что должны появиться новые — глубокие и правдивые, научные и художественные — издания об Уборевиче и Егорове, Тухачевском и Гае, будет исследована мера ответственности Ворошилова, вплоть до 1940 года занимавшего пост наркома обороны, Молотова, Маленкова, Кагановича, Берии, Ежова и других государственных и партийных деятелей предвоенного периода за просчеты и ошибки в подготовке страны к отпору агрессору. На основе научных исследований будет освещена многотрудная и многолетняя история освоения целинных и залежных земель. По-новому прочтем мы многие другие страницы жизни старших поколений. В готовящихся сегодня исторических трудах, документальных изданиях, газетных и журнальных публикациях читатель уже в недалеком будущем должен получить ответы на свои вопросы — и об оценке деятельности Хрущева и Брежнева, и о причинах, породивших годы застоя, вызвавших к жизни разного рода «микрокульты», безыдейность, коррупцию, стяжательство, хищения социалистической собственности, падение производственной и общественной дисциплины, другие негативные явления.
Уже сегодня можно утвердительно сказать читателю Гладкову: имена невинно репрессированных будут восстановлены, этим вплотную занимается партийная комиссия, созданная по решению Центрального Комитета партии. Будет решена проблема возвращения доброго имени тем, кто был угнан в Германию в годы Великой Отечественной войны, а по возвращении на Родину долгое время подвергался проверкам и перепроверкам, находился на подозрении. Эту тему подымает, в частности, читательница Р. Костюк. Другой мой корреспондент П. Г. Арьков пишет: «Нельзя было наводить открыто подозрение на всех» военнопленных. Да, историкам еще предстоит изучить и описать эту страницу Великой Отечественной войны.
Попутно напомню: в восемнадцатом году В. И. Ленин подписал постановление СНК, в котором говорилось, что главной задачей Русского Красного Креста является помощь военнопленным. А V Всероссийский съезд Советов, обращаясь к томящимся на чужбине военнопленным, заявил, что с нетерпением ждет их возвращения. В гражданскую войну красноармейцы, захваченные белыми в плен, после освобождения или побега тут же становились в строй. «Таким было ленинское понимание превратностей войны и солдатской чести». «Читатели считают, что, кроме памятника Неизвестному солдату, должен быть памятник без вести пропавшим и замученным в фашистской неволе, который хорошо бы воздвигнуть на народные деньги».[159]
Многие читатели вносят конкретные предложения или рассказывают о таких эпизодах своей жизни, которые вроде бы не имеют непосредственного отношения к моим публикациям 1987 года. Но это только на первый взгляд. Ибо как не согласиться с Дублинским, который предлагает «создать фонд „Наш долг“ для захоронения солдат, павших в Карелии». Изучить такое предложение — прямой долг Всесоюзной организации ветеранов войны и труда.
Острую проблему ставит небольшое письмо Р. И. Рысухиной. Она рассказывает, что по злому навету была осуждена как враг народа. Человек, оклеветавший ее, до сих пор живет по соседству. «Должны ли быть наказаны клеветники? Как сделать, чтобы односельчане узнали правду?» — спрашивает Р. И. Рысухина. Конечно, и клеветники должны быть наказаны, и правда должна быть обнародована. Для этого и действуют органы правозащиты, Советы народных депутатов, партийные комитеты, пресса. Значит, надо обратиться в эти инстанции, рассказать о себе, привлечь к ответу клеветника.
О связи прошлого и настоящего пишет П. П. Лихачевский: «О вдовах практически забыли… Хотя бы раз, в День Победы, через военкоматы вспомнили о них — прислали хотя бы по ситцевой косынке». Как ни горько, но это тоже наша действительность. Даже на переломном этапе перестройки, когда мы вслух высказываем и обсуждаем многое из вчерашней и сегодняшней жизни, мы еще часто действуем в отрыве от окружающего, конкретного. Иначе многое бы уже решили, в том числе и заботу о вдовах, вынесших и выстрадавших так много, и не только в военное лихолетье. И ведь спешить пора, не то и эта проблема с годами разрешится сама собой: просто не о ком будет заботиться. Останется лишь чувство вины на совести поколения, которое не выполнило свой долг перед вдовами погибших на войне.
Хочу выделить еще два письма, где затрагивается проблема «нравственность и молодежь». «Заграничные ярлыки на тряпках заняли ум подростков, лающая музыка. Не стало героических песен о делах нашей Родины… Сейчас и в 20 лет молодые не хотят служить в армии», — пишет А. Д. Винникова. Другая женщина, О. Хашагульгова, делится своими наблюдениями: «Ведомо ли взрослым, как тяжело сказываются на формировании личности молодого человека не только их ошибки, сколько трусость и подлость?» Они разные, эти письма, — по тональности, по ви́дению проблемы. Если Винникова видит панацею от бед молодого поколения все в том же кнуте, к которому приучали, но так и не приучили народ за десятилетия («Эх, проснулся бы Сталин или воскрес как бог!»), то
